Наташа открыла ему. Так и есть: под потолком ещё растягивался дымок, а в квартире стоял стойкий запах сожжённого. Первым делом Гена поцеловал жену в щёку. Затем попытался свести всё в шутку:
— Мммм… У нас сегодня на ужин мясные угли?
Но Наташа не улыбнулась. Она стояла перед ним с зачёсанными в низкий хвост волосами, вся такая светлая, фарфоровая, с нежным тонким румянцем на упругих щеках, с длинными и светлыми ресницами, полуопущенными, под которыми прятались её бездонно-глубокие глаза, и мысли в этих глазах тоже прятались: глубоко и недосягаемо они таились в этих двух синих колодцах, отражая и солнце, и Гену, но лишь отражая, не пуская в себя.
— Наташ, ну что ты опять, а? Ну подумаешь сгорели, не расстраивайся. Заново приготовим. Окна открыла?
— Ага, — вздохнула она, вешая на крючок его плащ.
Гена по-хозяйски зашёл на кухню. На плите ещё дымилась залитая водой сковорода, а в мусорном ведре возвышались кирпичной горкой чёрные, как уголья, котлеты.
— Ё-моё…
Гена накрыл сковороду крышкой.
— Тэкс… — принялся он размышлять, — сейчас что-то придумаем. Кажется, у нас сосиски были?
— В холодильнике.
— Ты голодная? Лично я после смены как волк, — загремел он кастрюлей, заодно доставая из холодильника огурцы с зеленью. Взглянул на никакую жену: — Там помидоры на балконе… Ах, ладно, ты сиди, я сам.
Последний урожай помидор они привезли из деревни от родителей Гены. Овощи дозревали в ящиках на балконе. Гена выбрал из них самые спелые и вернулся на кухню. Сам нарезал салат, сдобрив его сметаной, как любила Наташа. Лично Гена предпочитал в салатах душистое подсолнечное масло, но ради жены приходилось терпеть сметану. Затем выковырял из кастрюли переваренные, слипшиеся в кашу макароны, выложил на них две сосиски отправил в микроволновку. Взял следующую тарелку для Наташи.
— Мне не надо, я не голодная.
— На работе поела?
— Просто не хочу. Пойду прилягу.
Гена чувствовал, что что-то не то в последнее время. А сегодня она вообще как чужая. Он осторожно взял её, проходящую мимо, за руку.
— Наташ… Всё хорошо? Тебя никто не обидел? Что с тобой?
— Нормально все. Просто устала.
Гена без аппетита поел и отправился к жене. Она стояла у окна в единственной комнате их квартиры, стояла и обнимала себя, стройная, гибкая, манящая… Гена поцеловал ее в шею, она отстранилась слегка, а он заключил её в крепкие объятия.
— В пятницу кухню уже привезут, я говорил? А в субботу отец с братом подъедут, будем устанавливать, сэкономим на мастерах, а то они такую цену за установку влепили, я лучше за эти деньги обеденный стол куплю и на стулья новые хватит. Купим те стулья что ты хотела, с резными спинками, они, конечно, с кухней сочетаться будут не очень…
— Гена, я от тебя ухожу.
— … но главное чтобы тебе нравилось, — договорил Гена и перестал поглаживать её живот, рука замерла, напрягшись.
Что он услышал сейчас? Не почудилось ли? Наташа разняла его руки и сделала шаг в сторону. Посмотрела на него всё тем же взглядом, который Гене никак было не разгадать. Повторила:
— Я от тебя ухожу, Ген… Я другого люблю.
— Наташ, ты чего? Все ведь хорошо у нас.
— У тебя хорошо, Гена, а у меня никогда и не было. Разные мы с тобой.
Она взволнованно заходила по комнате. Взяла в руки статуэтку фарфорового ангела, подаренного ей свекровью, покрутила и поставила не место.
— Скучный ты, простой как пять копеек, поговорить толком не о чем. Я и работаю, и развиваюсь, и учусь, стремлюсь к чему-то, а ты сидишь целыми днями в шахте с мужланами и ничего тебе не надо, сам говоришь, что не возьмёшь никакой ответственной должности даже если предложат.
— Давай без лирики. Кто он?
— Ты его не знаешь. Мы познакомились в городе.
— Это та как бы подруга, у которой ты якобы оставалась переночевать во время сессии? А я потом твоё такси в кругленькую сумму оплачивал, ведь на мотоцикле тебе по городу ездить стыдно?
— Да… То есть не совсем. И мне не стыдно было, просто на мотоцикле ездить холодно! Я верну тебе деньги, если только это тебя…
— К чёрту деньги! И что? Ты с ним уже… того?
Наташа отвернусь и ответила тихо, стыдясь:
— Мы только целовались, если ты об этом.
Гене хотелось в тот момент сделать многое: ударить её, схватить за волосы, вышвырнуть тотчас из квартиры, наговорив при этом кучу справедливых, но гадких слов… однако Гена был парнем простым, добрым и, главное, очень любящим свою жену.
— Значит, ты всё решила? И все обдумала?
— Не мил ты мне, Гена. Что за жизнь без любви? Вышла я за тебя только чтобы сбежать от родителей, а у тебя всё было — и родители нормальные, и квартира хоть и страшная, но своя. Живи не хочу в общем…
У Гены перекосилось лицо, он стал пунцовым, как свёкла. Наташа поняла, что переборщила, была слишком жестокой. Попыталась сгладить:
— Нет, ты мне нравился и я думала, что это любовь, но я девчонкой была, не понимала жизни… С Андреем всё по-другому…
— Ах, Андрей, значит. Андрюша! — повысил голос Гена и подлетел к шкафу. — Ну хорошо, иди. Иди давай! Вперёд! Желаю счастья!
Он начал вышвыривать на пол её вещи, крича.
— Чтоб вы!
Плюхнулась на пол одна охапка вещей.
— Были!
Вторая.
— Очень!
Третья.
— Счастливы!
Гена сгрёб в другом отделении висящие на вешалках платья-блузки и кинул их поверх остальных. Пылая злостью, он заметил среди них свою единственную выходную рубашку и выудил назад.
— Ну? Чего стоишь?
— Я не могу сегодня, — испуганно сказала Наташа. Она совсем не ожидала от обычно спокойного мужа такой вспышки гнева. — Я завтра…
— Ну тогда я уйду, не буду мешать собраться. Бери что хочешь, дорогая! Здесь всё было для тебя!
Выйдя из подъезда, Гена сначала шёл сам не зная куда. Он шагал быстро, почти бежал по осенней слякоти, не разбирал в темноте ни грязи, ни луж. Посёлок городского типа освещался слабо. Гена прошагал мимо пятиэтажки, в которой жил его верный товарищ, вышел по узкой дороге, пролегающей через сосновый бор, к основной дороге. За соснами оставался посёлок, где родители купили ему квартиру ещё до свадьбы. Ноги сами повели его дальше, в сторону отчего дома. Пешком идти около часа. Мимо проезжали редкие попутки, слепили фарами, но Гена не пытался их остановить. Он брёл вдоль дороги и не мог понять одного: как это могло произойти? Почему? Как глупо! Ведь всё было прекрасно!
Они знали друг друга давно, ещё со школьных времён. Наташа была на год младше. Как-то они не пересекались особо, гуляли в разных компаниях. Наташа была обычной девочкой, можно сказать гадким утёнком. У неё была неплохая мать, но очень пьющий отец. Отец частенько позорил семью, вытворяя на улице непотребные вещи. Гена впервые по-настоящему заметил Наташу, когда его провожали в армию. Каким-то образом там оказалась и Наташа, кто-то из друзей её привёл. Гена увидел её и пропал… Весь год службы о ней думал, а как вернулся обомлел — расцвела ещё больше Наташа. Несколько месяцев Гена её преследовал, ездил на мотоцикле в город к её общежитию, она училась там на медсестру. Друзья говорили, что такая красотка не для него, да и родители выбор сына не одобряли.
— Ох, Гена, Гена… — вздыхала мать, — ну куда тебе до Натальи. Она себе цену знает, красавицы то разными бывают, одни тёплые, простые, а другие холодные. А Наталья твоя, как лёд. У самой за душой ни копейки, а как приедет, ходит по селу королевой. Не будет тебе с ней счастья.
Но Гена был ослеплён. И добился-таки своего — под Новый Год объявил родителям, чтобы готовились к свадьбе.
И пошли жить молодые. Гена кое-как закончил горный техникум, устроился на шахту. На всё готов он был пойти, лишь бы жена его улыбалась. Только пригорюниться Наташенька, глазки опустит, а Гена давай её выспрашивать.
Лето наступило, Гена, а у меня и платья нет нормального.
— На тебе, Наташенька, душа моя, три новых платья.
Потом опять Наташенька ох да ах.
— Смотрю, Ген, у всех цепочки золотые, а я одна до сих пор на верёвочке крестик ношу.
— На тебе, Натальюшка, золотую цепь, да ещё и браслет до комплекта. И серьги туда же.
Пахал Гена на шахте, как проклятый, выходил на переработки. По контуру его ресниц, и на нижнем, и на верхнем веке, образовалась несмываемая чёрная подводка от угля. Но Гене нравилась эта работа, был он парнем простым, без амбиций, его пугали более высокие должности и он не хотел никакой ответственности: пришёл, отработал смену и домой, ни за кого и ни за что серьёзное не отвечая.
— У тебя же, Гена, специальность есть, техник-технолог, ну чего ты роешься со всеми мужланами на передовой, так сказать, ну неужели не стыдно! Лежит диплом почём зря.
— Не готов пока.
— А я бы с удовольствием в институт поступила, это мечта моя. Была бы экономистом, всё лучше, чем медсестрой сидеть.
Гена на ус намотал, поднакопил деньжат не без помощи родителей и поступила Наташа с сентября в институт на заочное, на платное. И работала в поликлинике, и училась. Первый год Гена её забирал на мотоцикле после сессии домой, а на второй, во время зимней сессии Наташа с кем-то там познакомилась и оставалась через день ночевать у подруги.
— У подруги она была! — вслух сказал Гена и сплюнул на блестящий в ночи асфальт. — Выходит, как минимум полгода она уже с этим… Господи…
У Гены сердце рвало. Как он любил её! Да если б она его сейчас догнала и попросила прощения, повинилась как следует… Он бы всё простил.
У родителей Гена задержался до вечера. Гонял весь день на своём мотоцикле по полям… Хотел обогнать свою боль, но она впереди бежала и шлёпала Гену по лицу: звонко, больно, до красных пятен.
Первый удар: «Вышла за тебя, потому что хотела сбежать от родителей!»
Второй: «Удобный ты! Всё есть! И квартира, и зарабатываешь!»
Третий: «С ним я узнала, что такое любовь!»
А ты дурень, Гена, болван, простачок, я тобой пользовалась, был удобным и пользовалась!
Гена нажимает сильнее на газ… Ветер хлещет в лицо… Всё смеётся над ним, весь мир, каждая птичка чирикает: «дурачок, дурачок, Гена, Гена-простачок!»
Мать сказала:
— Два года коту под хвост. А я говорила… Будет тебе наука.
В квартиру Гена вернулся вечером. Пустые полки в открытом шкафу, нет на банкетке её обуви, в прихожей на вешалке не висит более её сиреневое пальто. И ноутбук забрала… По сути это был его ноутбук. Да пусть подавиться…
Полгода Гена прожил как в тумане. Раны не спешили затягиваться. Он мучился и страдал, на других девушек и смотреть не мог. Работа-дом-работа… Встречи с друзьями… Временное забытье в алкоголе. И снова мысли о ней. Родители говорили подавать на развод, жить дальше, но Гена упорствовал.
— Пусть сама подаёт. Мне всё равно.
Только и оставалось Гене представлять о том как сейчас живёт Наташа. Ни слуху о ней и ни духу. Слышал только, что работает она теперь в городе. Тайно он всё-таки очень хотел её увидеть хотя и сам не понимал зачем. Три месяца лежали в коридоре упакованные в коробки доски их новой кухни, напоминая Гене о том последнем вечере. Гена раздумывал над тем не выкинуть ли их, но потом всё-таки установил кухню с братом.
И вот прошло полгода. Наступил май. Гена затемно возвращался с работы и увидел, что около подъезда сидит на лавке одинокая фигура. Ветви цветущей черёмухи скрывали, благоухая, её голову. Фигура встала навстречу Гене. Наталья.
— Привет, Гена. Не ожидал?
— Привет.
— Как живёшь?
— Нормально.
Гена рассматривал её. Она всё такая же красивая, совсем не изменилась, только в глазах выражение побитой собаки. Что-то неприятное и липкое скользнуло у Гены по спине.
— А я вот приехала к тебе.
— Зачем?
— Соскучилась. Ты же мой муж.
— Уу… Неожиданно. Я и забыл, что был женат. Точно.
— Домой пригласишь или так и будем стоять?
Она слегка кокетничала, это не ускользнуло от Гены. Он подавил смешок.
— Ну пошли.
Наталья с интересом осматривалась.
— А кухня красивая, есть у меня вкус.
— Ага, ничего так. Чай будешь с пирожными? Извини, я ничего не готовил толком.
— Буду. А стол со стульями ты, я вижу, так и не купил.
— Для меня и старый не плох.
Гена включил чайник и полез в холодильник. Достал сыр, колбасу, редиску. Взялся нарезать. Наталья сделала им чай из пакетиков. Гена знал почему она приехала. Он смотрел на неё с болью.
— Ты выходишь замуж? Нужен развод? Без проблем… Но могла просто позвонить.
— Нет, я не за этим. Я вернулась, Гена, вернулась к тебе, — нежно, с улыбкой сказала Наталья и взяла его за руку. Гена не одёргивался. Он покрутил её ладонь, погладил запястье, на котором блестел подаренный им браслет.
— Давай начнём всё сначала! — говорила Наталья, пользуясь его молчанием, — я всё переосмыслила! Прости меня! Я ошибалась! Ты мой муж и я люблю тебя, понимаешь, я поняла, что действительно люблю тебя! Порой людям нужно сделать ошибку, чтобы понять…
Гена всё молчал. Он не мог понять что чувствует по отношению к ней.
— То есть ты целый год кувыркалась с другим мужиком, полгода из них водя меня за нос, а теперь, когда он бросил тебя…
— Это я его бросила! — оскорблённо выкрикнула Наташа.
— Не важно. И после этого ты хочешь, чтобы мы жили как прежде?
— Но ты же любишь меня, я знаю.
— Значит, ты знаешь больше меня. Понимаешь, Наташа, разорванную пополам рубашку, конечно, можно сшить заново, но шов всё равно останется. Он будет грубым, некрасивым, будет натирать спину…
Наташа начала плакать, но эти слёзы не сильно трогали Гену, он и сам не ожидал от себя такой холодности. Он встал. Никто так и не притронулся к чаю.
— Я вызову тебе такси. Подадим на развод в ближайшие дни.
— Гена!
— Знаешь, я себя не на свалке нашёл, чтобы начинать с тобой всё заново. Если ты любишь повторы, начни всё заново с тем другим.
Прошло ещё полгода прежде, чем Гена окончательно успокоил свои чувства насчёт Натальи. Он всё ещё любил её в тот вечер, когда отказывал. Говорят, что предавший раз, предаст и дважды… Гена не хотел проверять на себе эту народную мудрость. Он так и не узнал как дальше жила Наталья, ему стала не интересна её судьба. Через год он женился. Через пять лет стал отцом, у него дочь и сын. На работе его повысили, хотелось чего-то достичь ради настоящей семьи. Он спрятал от жены фотографии Натальи, но однажды она их всё-таки нашла.
— Боже мой, да мы с ней одно лицо!
— Да, вы похожи, только души у вас разные: Наташа наполняла себя за счёт меня, пустая она.
— А я?
— А ты наполняешь меня.
