— Я теперь с вами жить буду! – сказала свекровь, поставив чемодан. – Квартиру свою продала, дочке деньги потребовались…

— Ну и кто там? – пробормотала женщина себе под нос, идя проверить, что же за нежданный визитёр пожаловал. Соседка что-то хотела? Или пришли проверять счётчики? Ни с кем не хотелось общаться. Лечь бы сейчас в кровать и уснуть.

Открыв дверь, Людмила сильно удивилась, потому что на пороге стояла её свекровь, Татьяна Валерьевна. И чемодан держала трясущейся рукой. Мила посмотрела на свекровь с подозрением.

— Татьяна Валерьевна, а вы почему приехали без предупреждения? Я из командировки только прилетела, думала поспать лечь, перелёт тяжёлый был.

— Ложись, я тебе не мешаю, — чуть не толкая Людмилу вперёд, Татьяна Валерьевна вошла в квартиру, поставила чемодан и по-хозяйски закрыла за собой дверь. – Я теперь с вами жить буду. Квартиру продала, деньги отдала Наденьке, а она меня выгнала на улицу в итоге. Мне совсем некуда пойти.

Татьяна Валерьевна принялась всхлипывать и качать головой. Она достала из кармана носовой платок, а Людмила смотрела и думала, что находится в какой-то сказочной истории. Разве так бывает на самом деле? Обычно в сказках свекрови сваливаются на голову таким неожиданным образом. В тех самых мелодрамах для домохозяек.

— Вы серьёзно продали квартиру? – переспросила Людмила, до сих пор не веря своим ушам.

— Продала, — кивнула свекровь. – Надя пообещала, что если деньги с продажи отдам им не покупку машины, то она мне комнатку выделит, а в итоге мужик её, злодей несчастный, выставил меня на улицу. И податься мне больше не к кому, только к вам. Ты иди, спать ложись. А я вот чаёк попью, ты как знала, что я приду.

Свекровь прошла на кухню, села за стол, схватила кружку с чаем Людмилы, пирожное и стала наслаждаться завтраком, который и не для неё приготовлен был.

От желания лечь спать не осталось и следа. Даже теперь в душ не хотелось идти, хоть после перелёта Людмила чувствовала себя ужасно грязной. Она смотрела на свекровь, но и слова выдавить не могла. Наверное, следовало Юре позволить решить, что делать с матерью, и куда определить её. Делить квартиру с кем-то ещё Мила не была готова. Она хотела жить своей семьёй, только так можно сохранить крепкие отношения, когда никто не помешает и не полезет со своими советами.

— А чего ты стоишь смотришь? Иди отдыхай. Я в зале лягу, посмотрю телевизор. Как-нибудь сама разберусь, что делать. Полежу, а потом супчик сварю. Юрочке полезно супы есть, ты, наверное, уже и забыла когда готовила в последний раз со своей занятостью на работе?

Сглотнув тугой ком, мешающий дышать, Людмила не стала отвечать и ввязываться в перепалки. Обычно свекровь всегда давила на плотный график снохи и то, что она сына её голодом морит, говорила, что если пойдут у них с Юрой дети, то гости из органов опеки станут постоянными в их доме.

Всё-таки быстро ополоснувшись в душе, Люда вошла в комнату и набрала номер мужа, надеясь, что он найдёт свободную минутку, чтобы поговорить с ней. Юрий ответил, и Людмила поспешила рассказать ему, что произошло.

— Как мама приехала? Вот так прям приехала с чемоданом? И квартиру на самом деле продала? Что-то мне слабо верится в это. Может, она нас проверяет? Я постараюсь сегодня с работы вырваться пораньше. У нас заказов не так много, да и людей хватает, поэтому решу как-то этот вопрос, ты не переживай.

Выходить из комнаты и сталкиваться со свекровью не хотелось. Татьяна Валерьевна была неаккуратной женщиной, и Людмила с ужасом представляла, во что превратится её кухня после сегодняшней готовки женщины. И ведь знала свекровь, что сын её супы не ест, не любил он их и ничего не мог поделать с этим. А всё равно зачем-то старалась, словно пыталась повысить свою значимость и показать свой властный характер.

В коридоре стоял запах подгорелой зажарки. Людмила поморщилась, но говорить ничего не стала. Она решила, что справится с последствиями этого маленького апокалипсиса, хоть и не так представляла себе выходной после командировки, а потом они обязательно что-то решат. Жить со свекровью не получится, как ни крути.

— Сыночек, а я суп приготовила, твой любимый, куриный! – сходу начала Татьяна Валерьевна, как только Юрий вернулся домой.

Мужчина стал задавать матери вопросы, спрашивать, что произошло, а она бросилась плакать, захлёбываться слезами и рассказывать, как доверилась дочери, а в итоге оказалась на улице.

В голове не укладывалось, что мать так сглупила. Она ведь всегда говорила, что её жильё – её крепость. Как нужно было надавить на неё, какими пряниками заманить, чтобы заставить продать квартиру? И как у Нади хватило совести поступить подобным образом? Младшая сестра всегда была любимым ребёнком матери. Ей доставалось всё, порой за её промашки попадало Юрию, хоть он ничего плохого и не сделал, но матери хотелось на ком-то выместить свой гнев. Юра привык к статусу нелюбимого сына. С лет четырнадцати понял, что его успехи мать не порадуют, поэтому нет смысла делиться ими. Получал золото на олимпиаде или в спортивных соревнованиях? Мать лишь скептически хмыкала и говорила, что он способен на большее. А куда больше? Она мечтала отправить сына на мировые соревнования, но он бросил школу после девятого класса, поступил в училище и сразу же нашёл себе работу. Съехав из квартиры матери в общежитие, уже тогда Юра стал самостоятельным и обеспечивал себя сам. Он даже матери умудрялся помогать деньгами, ведь сестре нужны были деньги на репетиторов, новую одежду и последние модели гаджетов. Почему именно сестру мать любила так сильно, Юра не знал. Он старался даже не задумываться над этим вопросом – только нервы себе трепать.

Перестав нуждаться в материнском одобрении, Юрий встретил красавицу Милу, влюбился в неё и сразу же сделал девушке предложение. Они поженились пять лет назад, с помощью родителей девушки взяли квартиру в ипотеку и были счастливы. Встречаясь со своими родными крайне редко и созваниваясь только по праздникам, Юрий не думал даже, что однажды мать заявится к ним в квартиру и скажет, что будет жить с ними.

— Тебе суп наливать? – заботливым голосом спросила Татьяна Валерьевна у сына. – Ты же так любил их в детстве.

— Детство давно закончилось, мам. И я никогда не любил супы, если ты этого не помнишь. Спасибо, но я не голоден. Я подумаю, как решить твою проблему.

Юра хотел поехать поговорить с сестрой, не дело так поступать с матерью. Татьяне Валерьевне уже перевалило за шестьдесят. Своего первенца она родила в тридцать пять, а Надю через два года. Всю себя посвятив дочери, женщина толком и не поняла, как вырос её сын. И сейчас она смотрела на него, как на чужого человека, чувствовалось это. Однако она подарила ему жизнь, и Юра не мог просто взять и выставить мать на улицу.

Уединившись в комнате со своей супругой, Юрий поделился желанием поговорить с сестрой. Людмила на это только пожала плечами.

— Ты сам говорил, что сестра твоя выросла бессовестной эгоисткой. Мама твоя отдала ей деньги, не подписав никакой договор. Она просто принесла и подарила их. Ей тоже ничего не обещали, расписку не писали. Что ты хочешь от неё добиться? Надя может сказать, что денег она никаких не видела, если уж на то пошло. Мне кажется, что этот вариант отпадает. Не получится воззвать к её совести, а вот как поступить с Татьяной Валерьевной, я и не знаю даже. Жить вместе будет слишком тяжело. Ты видел, во что кухня превратилась? А моё отношение к порядку ты знаешь. Не хочу постоянно возвращаться домой в дурном настроении и ругаться с тобой.

Юрий запустил пятерню в волосы и шумно выдохнул. Он не знал, что тут можно придумать. Денег свободных, чтобы купить матери какую-нибудь комнатушку, не было.

— А если поселить её в аренду? Снять что-нибудь недорогое на окраине? – вдруг предложил Юрий. – На работу она не ходит, пенсию получает уже. Можно найти что-то дешёвое и поселить её туда. Пусть пока поживёт так, а потом придумаем что-нибудь. В крайнем случае, можно будет переселить её в какой-нибудь пансионат, где за ней будут ухаживать.

Людмила оживилась. Идея мужа показалась ей действительно стоящей. Конечно, Татьяне Валерьевне может не понравиться такое предложение, но выбирать ей особо не приходилось. Лучше они будут оплачивать аренду женщине, чем трепать себе нервы, потому что привыкли жить одни. Даже когда родители Милы приезжали к ним в гости в город, останавливались они в гостинице, никогда не стесняли супругов.

На следующий день Юрий обзвонил несколько вариантов квартир, и они вместе с Милой поехали посмотреть их. Заключив договор, они вернулись и поспешили обрадовать Татьяну Валерьевну новостью. Женщина ахала, вздыхала и ворчала, что под старость лет никому ненужной оказалась, сначала дочь на улицу выкинула, а теперь сын выпроваживает в съёмную квартиру, словно места им не хватает, и она занимает слишком много. Однако спорить Татьяна Валерьевна не стала. И казалось, что ей даже понравилась квартира, которую выбрал сын.

— Пока поживёшь здесь, а дальше будем думать что-то, — улыбнулся Юрий. – Может быть, купим тебе что-то, как только ипотеку погасим полностью.

— Купят они мне что-то, да-да… поспешили избавиться от меня, а теперь завтраками кормят, что когда-нибудь купят, — качала головой Татьяна Валерьевна.

Людмиле обидно было, что женщина вместо благодарности пыталась обвинить их, хотя для неё сделали больше, чем должны были. Однако глупо обижаться на человека, который не умеет говорить спасибо. Юрий был благодарен жене за то, что поддержала его с этой идеей, хоть и понимала, что теперь у них появятся дополнительные расходы. Он не мог просто выставить мать на улицу и отказаться помогать ей. Хоть и матерью она была только в свидетельстве о рождении.

Прошло несколько месяцев. Юрий получил повышение на работе, ему выплатили хорошую премию, и они с Людмилой решили съездить в отпуск на недельку, ведь так давно не проводили время вместе, утопая в работе. Собирая чемоданы, они услышали, как в дверь квартиры позвонили.

— Ты ждёшь кого-то в гости? – с улыбкой спросил Юрий.

Иногда к ним забегала подруга Людмилы, Кира. Родители женщины приезжали изредка, и об этом было известно заранее.

— Да нет, никого не ждала. Наверное, коммунальщики.

Юрий открыл дверь и удивился, увидев на пороге мать с чемоданом. Что случилось – оставалось большим вопросом. Хозяйка квартиры не звонила, он недавно перевёл ей оплату за три месяца вперёд.

— Что случилось? – спросил Юрий, хмуро глядя на мать.

Татьяна Валерьевна только рукой махнула и прошла в квартиру.

— Надюшка с мужем своим развелась. Выгнал он её из квартиры. Она полтора месяца со мной жила, ну в квартире, которую вы арендовали, а сейчас у неё новый мужичок появился. Отношения серьёзные назревают. Втроём в такой маленькой квартире жить тесно, поэтому я решила съехать, чтобы дать молодым возможность притереться друг ко другу. Вот поживу с вами немного, а там, глядишь, всё и сложится у них.

В груди Юрия закипела ярость. Он смотрел на мать, даже не зная, как сдержаться и не прибегнуть к ругательствам, которые теперь так и крутились на кончике языка. Они с Людмилой оплачивали квартиру, чтобы в ней жила сестра с новым избранником? А как у Нади хватило совести поступить таким образом с матерью? Сначала лишила её денег, прогуляла со своим мужем, а теперь выставила из арендованной квартиры? Венка на шее мужчины запульсировала, от стиснутых зубов донёсся неприятный скрежет.

— Я больше не собираюсь молчать и прямо сейчас поеду, чтобы поговорить с ней. Откуда в моей сестре столько наглости? Впрочем, понятно, что это риторический вопрос, — высказал Юрий.

— Не смей никуда ехать! Я сама такое решение приняла. Наденьке жизнь личную нужно устраивать. А тебе жалко дать койку матери? У вас квартира большая. Места много. Что же за люди вы такие. Снюхался со своей Людмилой и до семьи дела нет? А был маленьким, говорил, что будешь защитником и главой семьи! Как ты можешь теперь так вести себя? И язык ведь у тебя не отсыхает такие вещи говорить! Ты меня разочаровываешь, сынок! Не думала, что когда-то получу от тебя такой удар в спину!

Юрий сглотнул ком, стянувший горло. Он смотрел на мать и думал – серьёзно она решила обвинить его в чём-то? Оставшись на улице, потому что продала квартиру и бездумно отдала дочери деньги, она пришла к нему… и он помог, не выгнал, хотя мог сделать это. Ничего не получив от матери, добившись всего сам, Юрий всё равно ощущал себя должным перед ней за то, что подарила ему жизнь. Однако теперь его возмущению не было предела.

— Мы с Милой тебе квартиру сняли. Ты жила, ни в чём не зная нужды. Я и деньги переводил тебе на продукты каждый месяц, коммуналку оплачивал, а ты считаешь меня плохим? Я не для сестры и её мужичка эту квартиру арендовал, для тебя! И я не потерплю, чтобы там жил не пойми кто! – вспылил Юрий.

— Зря я пришла к вам. Думала, что у меня сын есть, а ты… жадный эгоист. Будто денег мало получаешь. Всё вам не хватает. Ну ничего, отольются кошке мышкины слёзы. Ещё пожалеешь о том, что так с матерью обошёлся, да поздно будет локти кусать.

Вылив множество необоснованных обвинений на голову сына, Татьяна Валерьевна покинула квартиру. Людмила обняла мужа, чувствуя, как сильно он напряжён. Юрий искренне недоумевал, почему мать относилась к нему как к чужому. Почему простила Надю за то, что лишила её всего и теперь снова помогала сестре, а его обвиняла, не понятно в чём.

— Всё хорошо, — шептала Людмила, обнимая мужа. – В конце концов, мы действительно сделали больше, чем могли.

Супруги всё-таки уехали в отпуск, чтобы хоть немного развеяться от гнетущих душу переживаний. Юрию было обидно, что с самого детства он всегда и во всём оставался крайним. Даже теперь, когда сестра оставила мать без жилья, снова именно его обвинили во всём. А ведь он хотел как лучше. Думал, что мать оценит его поступок, когда арендовал ей квартиру. Не оценила.

Вернувшись из отпуска, Юрий всё-таки решил поехать в квартиру. Он рассчитывал, что сможет поговорить с сестрой и матерью. В квартире никого не оказалось. Соседка напротив выглянула и спросила, к кому он пришёл.

— К маме, Татьяне Валерьевне, вы с ней знакомы?

— Познакомились. И как же вам не стыдно сюда заявляться? Ещё сыном называетесь! – Юрий не ожидал, что незнакомый человек начнёт оскорблять его. Он с непониманием смотрел на соседку, а та только осуждающе качала головой. – Выкинули бедную мать на улицу. В подвале она чаще всего ночует. В квартиру редко когда заходит. Когда на скамейке в тёплый день задремлет. Я её часто на ужин к себе зову, всё она мне рассказала о сыночке своём. Бесстыжий вы человек! Лишить мать всего, а теперь заявляться сюда, как ни в чём не бывало. Добрые люди помогают ей теперь оформиться в дом престарелых! Не мечтайте даже, не пропадёт она!

Юрий был шокирован словами незнакомой ему женщины. Мать его выставила виноватым? Сказала, что это он лишил её квартиры, и теперь она вынуждена скитаться по подвалам? Внутри забилась обида, смешанная с разочарованием. Ничего не ответив, так как не видел смысла оправдываться, мужчина пошёл вниз по лестнице.

Было ли ему жаль мать? Скорее, не жалость это была, а злость на женщину. Он сделал для неё немало хорошего, а она решила во всём виноватым выставить его. Ну а если она всё равно не пользовалась квартирой, которую он арендовал для неё…

Юрий позвонил хозяйке квартиры и сообщил, что его мать жить там больше не будет, остаток оплаченного времени там доживает его сестра, а дальше хозяйка пусть сама решает – позволит той жить в квартире, или прогонит, платить дальше Юрий не намеревался.

— Ну а если хотите, можете прямо сейчас их выселить… И не возвращайте оплаченную сумму, оставьте в счёт коммуналки.

С этими словами Юрий отключил телефон и почувствовал облегчение. Он боялся сделать этот шаг из-за матери, но раз та выбрала жизнь по подвалам и ради дочери оформлялась в дом престарелых, не пользуясь благами, предоставленными ей сыном, то так тому и быть… Он дальше оплачивать эту «радость» не планировал. И хорошо, если хозяйка квартиры не предъявит ему счёт за испорченное имущество. С последним обошлось, слава Богу, но после выселения Юрий услышал в свой адрес немало нелестных слов от сестры и матери по телефону. Только для него это больше не имело совершенно никакого значения. Он не желал знать родственников, которым нужен только как кошелёк. Позволять пользоваться собой он не планировал. У Юрия была своя семья, и он должен позаботиться о ней. Мужчина пообещал себе, что они с женой никогда не будут разделять детей и растить одного из них эгоистом, если, конечно, Бог даст больше одного ребёнка.