– Ты нормальная вообще?
– Ты нормальная вообще? – Антон себя уже не контролировал, – это же моя мать! Она у меня одна! А жен может быть сколько угодно!
– Правда? – ледяным тоном спросила Лариса, – тогда в чем дело? Собирай вещи и уходи. Исполняй сыновний долг…
Они прожили вместе больше тридцати лет. Вырастили двоих детей. Недавно сын и дочь обзавелись собственными семьями и покинули отчий дом.
Лариса поначалу никак не могла привыкнуть, что они с мужем остались вдвоем. Она с удивлением обнаружила, что квартира слишком просторная, а кастрюли – чересчур большие…
Целый год женщина продолжала готовить на четверых: на двоих просто не умела.
А потом привыкла. Купила маленькие кастрюльки, научилась покупать меньше продуктов и даже завела себе новое хобби: развела суккуленты. Ей всегда нравились эти удивительные, причудливые растения, до которых никогда не доходили руки…
Словом, наступила у Ларисы спокойная, размеренная жизнь, в которой ей хватало времени и на мужа, и на работу, и на себя.
И вдруг, в одночасье, все рухнуло.
Антон сообщил, что его мать, которая жила в пригороде, подарила свой дом дочери. А та решила его продать. И уже нашла хорошего покупателя. И теперь он, как сын, обязан маму забрать к себе.
– Подожди, – сначала не поняла Лариса, – она подарила дом твоей сестре, а досматривать ее должен ты?
– Да.
– А почему бы твоей маме не переехать к дочери?
– Лариса, ты же знаешь, что у сестры нет нормальных условий. Поселок маленький, больница далеко, нормальных врачей не найти. У нас с этим гораздо проще.
– Разве твоя мама больна?
– Нет, но она же не молодеет. Проблемы могут начаться в любой момент. Тебе ли об этом не знать?
Лариса вздрогнула. В голове пронеслись картины той страшной поры, когда болели ее родители. Оба уходили долго и тяжело… Лариса несколько лет самоотверженно ухаживала сначала за отцом, потом за матерью.
Сейчас они с Антоном живут в четырехкомнатной квартире, которая досталась ей по наследству…
– Да, я об этом знаю, – ответила, наконец, Лариса, – только все равно не понимаю: почему твоя мать собирается доживать свой век с нами, когда у нее есть родная дочь? Заметь, я даже не спрашиваю, почему она лишила тебя наследства.
– Лишила и лишила. Это ее дело. А я не могу ее бросить. Я же единственный сын! Что здесь непонятного?
– Это, как раз, понятно. Просто… Ты здесь живешь не один… Твоей маме не пришло в голову хотя бы поговорить со мной? Кстати, с тобой она советовалась, прежде чем отдать дом дочери?
– Нет.
– Ясно. Она просто поставила тебя в известность…
– Ну и что? Она во мне уверена.
– Поздравляю. А как насчет меня?
– Ну… У вас же всегда были нормальные отношения.
– Да. А какими еще они могли быть, если я видела ее раз в год, и два раза в год слышала по телефону? Ее наша жизнь особо не интересовала. Как и наши дети, между прочим…
– К чему это ты клонишь?
– Да ни к чему. Пытаюсь объяснить, что жить с твоей мамой я не буду.
– Как это не будешь? Почему?
– Не хочу.
– И все? Просто не хочешь?
– Да, не хочу. Не хочу я досматривать совершенно чужую для меня женщину! Я за своими родителями сама ухаживала, вот и вы с сестрой сами справляйтесь. Может, не стоит ей пока дом продавать? Может, она потерпит? Мама же еще жива и как-то справляется… Короче: решайте проблемы со своей матерью без меня.
– Ты нормальная вообще? – Антон уже себя не контролировал, – это же моя мать! Она у меня одна! А жен может быть сколько угодно!
– Правда? – ледяным тоном спросила Лариса, – тогда в чем дело? Собирай вещи и уходи. Исполняй сыновний долг…
– И соберу! – Антон выскочил в другую комнату…
Никуда он в тот день не ушел. Сидел, пыхтел, а потом сделал вид, что ничего не произошло… Утром, как ни в чем ни бывало ушел на работу. А вечером, так, между прочим, заявил:
– Мама приедет в субботу. Привезет часть вещей. Какой-то знакомый обещал помочь. Так что, приготовь для нее комнату…
Лариса ничего не ответила…
На следующий день, пока муж был на работе, позвонила детям, все рассказала. Сказала, что категорически отказывается забирать их бабушку к себе. И поскольку, отец не собирается учитывать ее мнение, она подает на развод. Завтра же.
Вернувшись с работы, Антон увидел на пороге квартиры большую сумку.
Ключ к замку не подошел… Звонить и стучать Антон не стал. Только подумал: «Нет у нее ни стыда, ни совести»…
Поехал к другу, пожил у него недельку, попил вод@ки и понял, что такая жизнь не для него: надо любыми путями возвращаться домой.
Решил, что нужно уговорить сестру повременить с продажей дома. В самом деле, куда она торопится? Почему он должен забирать мать к себе, если она вполне способна жить одна? С какой стати сестрица решает свои проблемы за его счет? Он из-за нее с Ларисой поругался! Что, если она на развод подаст? Что скажут дети? Нет, надо ехать…
Он собрал мать и сестру до кучи. Думал, что сумеет с ними договориться. Но ничего не вышло. Посыпались взаимные упреки, оскорбления. Прозвучали претензии, о которых Антон даже не догадывался. В конце концов он заявил, что маму забрать к себе он не может, потому что разводится с женой.
Ор поднялся пуще прежнего. И сестра в сердцах выдала:
– Хочешь, чтобы я с ней возилась? Оно мне надо? Вдруг она еще лет десять проживет?
Мать, услышав это, схватилась за сердце…
Вызвали скорую. Долго ждали… Оказалось, это инсульт…
Антон вернулся в город, пошел к жене. Лариса уже немного поостыла, поэтому спокойно впустила мужа.
Узнав, что произошло, сказала:
– Очень жаль. Я тебе сочувствую. Правда… Но… Прости. Выхаживать маму будете с сестрой сами. Я, конечно, помогу, чем смогу…
– Спасибо, – тихо поблагодарил Антон…, – так я могу вернуться?
– При одном условии…
– Каком?
– Ты больше не будешь принимать серьезных решений без меня… Видишь, к чему это привело…
Антон сказал сестре, что ей придется после больницы забрать маму к себе.
– Наймем сиделку, – предложил он, – мы поможем оплачивать… И со всем остальным ‒ тоже поможем.
– Ну уж нет, – ответила та, – я ее забирать не буду. Оформлю на соцкойку… Это не обсуждается…
– Как ты можешь! – возмутился Антон.
– А ты?!
Пока дочь оформляла документы, мать умерла…
Неблагодарность самая гнусная, но вместе с тем самая обыкновенная и самая исконная – это неблагодарность детей к родителям.
~ философ Люк Вовенарг
