В первый день рождения дочери Оля рассорилась со свекровью, как говорится, в пух и прах. Обвинение, которое свекровь бросила ей в лицо и которое послужило причиной ссоры, было таким нелепым и одновременно таким чудовищным, что никак не укладывалось в Олиной голове.
— Изменщица! — прошипела Галина Анатольевна с интонациями, присущими скорее рассерженной гадюке, чем пожилой интеллигентной женщине. — Ребенка на стороне нагуляла, а теперь и радуешься, что никто не заметил?
Как же все дошло до такого?
Оля и Вадим поженились два года назад и были счастливы в браке. Они встречались со студенческой скамьи и были очень привязаны друг к другу. Все свободное время молодые проводили вместе: туристические походы, пикники, театр и просто тихие домашние вечера. Галина Анатольевна относилась к пассии сына сдержанно, но в целом дружелюбно. Возможно, самую малость она ревновала Вадима, но это чувство было неосознанным, поверхностным.
Все изменилось после рождения Кати.
Олина дочь родилась вскоре после свадьбы. Она была темноволосой и кареглазой, что несколько необычно смотрелось на фоне внешности родителей: Оля была русоволосой, с голубыми глазами, а муж — зеленоглазым блондином.
— Вот теперь в нашей семье настоящее ассорти! — шутил счастливый Вадим, любуясь дочерью.
Но Галине Анатольевне было не до шуток.
Она ждала рождения внучки едва ли не больше молодоженов, но после того, как увидела малышку, резко и необъяснимо к ней охладела. Нет, она, конечно, регулярно навещала внучку, покупала небольшие подарки, тетешкалась с ней, но как будто из-под палки. Брала Катю на руки она всегда с еле скрываемой неохотой.
Долгое время такое ее поведение никто не мог объяснить, все родственники были в недоумении. Причем вроде и напрямую не спросишь: неприязнь к девочке Галина Анатольевна умело скрывала и не давала ни малейшего повода для разговора напрямик, оставляя только смутные ощущения, что что-то не так. Возможно, это чувство возникало из-за контраста с прежним, еще до Олиных родов, энтузиазмом Галины Анатольевны.
Оля списывала все эти витающие в воздухе догадки и ощущения на собственную фантазию и материнскую мнительность. Ну в самом деле, не должен же весь свет носиться с ее ребенком, как с писаной торбой? Тем более Галина Анатольевна много времени проводила с Катей. Свекровь частенько подолгу рассматривала девочку, а потом, как казалось Оле, выглядела разочарованной.
Для свекрови было что-то иррациональное в этих бдениях. Это было похоже на наивную детскую магию: если съесть ровно столько-то ложек каши или пройти по кафельному полу, ни разу не наступив на стыки между плитками, то произойдет что-то хорошее. Но Катя оставалась темноволосой и кареглазой.
С каждым днем подозрения Галины Анатольевны только росли и крепли. О них она не рассказывала даже своему мужу. Ревность к сыну переросла в чувство острой несправедливости сложившейся ситуации. Она ночами не могла уснуть, перебирая в уме мнимые обиды, которые невестка нанесла ее доверчивому сыну, и самая главная обида, которая приходила на ум, —неверность, измена, ребенок от другого мужчины.
— Изменщица, — тихо, но зло прошептала она в темноте.
— Что? Ты что-то сказала? — сквозь сон пробурчал ее муж.
— Ничего. Спи давай.
Оля и не догадывалась о подозрениях свекрови. Истина открылась неожиданным и самым скандальным образом.
Незаметно, в семейных хлопотах, новых заботах и радостной усталости от них, пролетел Олин год, и наступил первый день рождения Катеньки. Отмечать решили в ближайшем кругу в квартире. Позвали бабушек и дедушек именинницы, сестер Оли с мужьями, близких друзей — всего четырнадцать человек.
— Тебя позвали для ровного счета, чтобы не тринадцать было! А то не к добру! — пошутил Вадим, встречая своего друга детства, пока еще холостяка. Тот расхохотался в ответ и обнял счастливого отца медвежьей хваткой.
Такая прорва народа не без труда разместилась в гостиной, где был накрыт стол. Как и полагается, первый день рождения проходил без деятельного участия в нем именинницы, которая довольно быстро устала от новых впечатлений и заснула. Праздник был большей частью для взрослых, с шампанским и вином, скромными, но вкусными закусками и большим тортом с многозначительной цифрой «1».
Атрибутика детства, конечно, тоже присутствовала: в подарках, в разноцветных надувных шарах и гирляндах, в разговорах. А еще Вадим развесил на стене, в виде коллажа, кучу фотографий дочери, которые сделал за год.
Праздник шел своим чередом: взрослые разговаривали, много смеялись. Царила самая дружелюбная атмосфера, но Галина Анатольевна, казалось, ее не разделяла. Большую часть праздника она провела у коллажа из фотографий внучки, внимательно рассматривая каждую из них, словно что-то искала.
На середине стола поставили огромную коробку, раскрашенную в самые яркие цвета и с прорезью сверху. В нее полагалось опускать записки с желаниями для Кати. Все очень радовались, писали записки (к Вадиму даже приставал друг — просил списать, как в школе).
Свекровь не стала ничего в нее опускать.
Когда со стола убрали, Галина Анатольевна неожиданно оживилась и предложила посмотреть семейный фотоальбом с детскими фотографиями Вадима. Всем идея понравилась.
— Мам, ну не надо, вот ты специально, чтобы в краску меня вогнать! — деланно возмутился Вадим.
— А мы свой альбом забыли взять, а ведь какая хорошая идея! — сокрушалась мать Оли.
Странно, но родители Оли показались Галине Анатольевне сообщниками дочери. «Хорошая идея», ну надо же! Ее стратегический план состоял как раз в том, чтобы изобличить невестку, чтобы ни у кого не осталось и тени сомнения.
Гости собрались вокруг Галины Анатольевны. Оля про себя радовалась, что свекровь наконец-то нашла себе развлечение по вкусу. Та раскрыла семейный альбом. С первых страниц начинались фото, заботливо убранные в полиэтилен, с картонными уголками, фото еесына. Галина Анатольевна даже расчувствовалась, смотря на них.
— А ведь как Катя похожа! — сказал кто-то, неважно кто. Мимолетное дрожащее, еле уловимое чувство Галины Анатольевны испарилось, как и не было его.
— Да? Похожа? Вот здесь похожа? Или здесь? Похожа? — свекровь трясло. Ей хотелось ткнуть невестку носом в каждое фото своего сына, чтоб она разрыдалась, стоя на коленях перед семейным альбомом и каясь в неверности.
Оля с недоумением смотрела на свекровь. Может быть, ей плохо?
Она взяла ее за руку и отвела на кухню. Налила стакан воды. Когда Галина Анатольевна выпила, Оля осторожно взяла стакан из ее рук и спросила:
— Все в порядке?
Галина Анатольевна не сказала, а, скорее, рыкнула:
— В каком еще порядке! Ты, я смотрю, сильно рада, что всех провела?
— Что? — Оля недоуменно посмотрела на свекровь.
— Но со мной твои штучки не пройдут! Я-то все знаю, меня не обманешь!
— Да о чем вы вообще? Ничего не понимаю.
— Изменщица! — прошипела Галина Анатольевна. — На стороне ребенка нагуляла, а теперь и радуешься, что никто не заметил?
— О чем вы говорите? Как… — Оля путалась в словах. Она никогда не думала, что будет стоять как на допросе в собственной квартире, что ее будут пытать такими словами, когда через стенку лежит и спит ее дочь.
Галина Анатольевна оправилась от вспышки гнева и холодно сказала:
— Ты, Олечка, не думай, что так дальше и пойдет. Я всем расскажу, что твой ребенок, — она никогда не называла малышку по имени, — не от моего сына.
— С чего вы это взяли?
— Ты тут не строй из себя святую! Не на такую напала! Да посмотри ты на волосы, на глаза! От кого в подоле принесла, признавайся?!
— Прекратите! Да вы с ума сошли!
— Да, сошла! Когда позволила Вадиму жениться на такой, как ты!
Дверь кухни отворилась.
На пороге стояли Вадим и все гости. У друга Вадима, этого огромного человека, на голове нелепо торчал праздничный колпак. Оля, ощутив контраст между блестящей мишурой праздника и темной гнилостной яростью свекрови, что клокотала на фоне, разрыдалась и выбежала прочь.
Оля заперлась в детской. Сердце ныло от ужасного, несправедливого обвинения. В попытке успокоиться, прийти в себя, Оля подошла к кроватке дочери. Катя спала безмятежным сном, не подозревая, что стала причиной скандала. Ее бабушка бушевала за стеной, но звуки ссоры не достигали детской.
Оля почувствовала острую, щемящую нежность. Она смахнула слезы и осторожно, чтобы не разбудить, поцеловала дочку.
Позднее она узнала, что все гости были возмущены и потрясены обвинениями Галины Анатольевны. Они одним сплоченным фронтом встали на защиту Оли. Во-первых, Оля никогда бы так не поступила, во-вторых, темные волосы и карие глаза Кати — всего лишь шутки генетики. В конце концов, Катя очень похожа на отца, нос и подбородок ведь чистой воды копия!
Но Галину Анатольевну было невозможно переубедить. Она обладала тем железным осознанием собственной правоты, которое формируется благодаря крайне выборочной слепоте: все факты, противоречащие сложившейся в уме картине, просто игнорируются.
Праздник было уже не спасти. Гости, смущенные отвратительной сценой, зрителями которой они стали, потихоньку расходились. Атмосфера дня рождения сошла на нет, уступив место гнетущему чувству скандала.
— Хоть раз я снова это услышу… Хоть раз… — обычно шутливый Вадим посерьезнел и отвел мать подальше от всей компании, в прихожую. — Больше ты сюда не придешь, пока не извинишься перед Олей. Поняла?
— Извиниться? Перед ней? — Галина Анатольевна всем своим видом изображала оскорбленную праведность.
Вадим протянул матери ее сумочку.
— И больше к дочке моей не притронешься, пока не извинишься. Мы договорились?
— Вадим, ты ошибаешься. Открой глаза!
— Мои глаза как раз открыты, мама, в отличие от твоих.
Отец Вадима вышел в коридор, немного увял под взглядом Галины Анатольевны и начал скорее надевать ботинки.
— Мы это, сын… Пойдем уже… Ну, автобусы скоро перестанут…
Оля слышала это осторожное бурчание в прихожей, и ей казалось смешным, что дождь может перестать, что автобусы могут перестать, а злоба человеческая, вроде бы и не может.
Краем уха Оля услышала, как закрывается дверь за последним гостем. А что, если Вадим поверил в выдумки матери? «Это стало бы прекрасным завершением дня», — с горькой иронией подумала Оля.
Муж тихо постучался в дверь детской. Оля вытерла слезы и впустила его.
— Вадим…
— Тсс, — муж кивнул на спящую малютку, потом улыбнулся и прижал Олю к себе. — Все будет хорошо. Не расстраивайся из-за глупых подозрений. Вы с Катенькой — самое дорогое, что у меня есть.
Оля почувствовала невыразимое облегчение. Она крепко обняла мужа, прижав лицо к его груди. Ее эмоциональное состояние, которое проделало за один день путь от радостного возбуждения до возмущения и чувства полной безнадежности, приблизилось к остановке «Норма».
Все-таки этот тяжелый день закончился на умиротворенной ноте.
Вадим, как и обещал, не общался с матерью, пока та не извинилась перед Олей. Это произошло не скоро, и прошли месяцы, прежде чем Галина Анатольевна сменила гнев на милость. За все это время не было и дня, чтобы свекровь не обдумывала свое обвинение.
Железная уверенность в собственной правоте понемногу таяла, сменяясь сомнениями и угрызениями совести. В конце концов, после скрупулезного изучения фотографий Кати, Галина Анатольевна полностью разочаровалась в своей теории. Ну в самом деле, как она могла не разглядеть в этой девочке такие знакомые и родные черты своего сына?
Галина Анатольевна из гордости не делилась ни с кем моральными муками и переживаниями. Окончательно убедилась в своей неправоте она только тогда, когда получила в мессенджере многозначительную фотографию от сына. Только фото, без какого-либо сопроводительного сообщения, но в нем и не было необходимости. Это была фотография экспертного заключения о биологическом отцовстве, в котором черным по белому было написано, что вероятность отцовства Вадима составляет 99,9999%.
— Прости меня за все… За все, что я тогда тебе наговорила, — сказала свекровь Оле в тот же день по телефону. — Не знаю, что на меня нашло. Знаю, это трудно, но прости, если сможешь.
Оля не могла долго держать в сердце обиду, да и конфликт уже исчерпал себя, поэтому она с облегчением простила свекровь. После этого у Галины Анатольевны словно гора с плеч свалилась.
Второй день рождения Кати прошел просто замечательно.
