— Нет.
— Слушай, как так можно-то, а?
— Ты не знаешь мою мать. Можно, да ещё и не так! — ответил муж.
Настя сидела и смотрела в одну точку, ей было страшно за своё будущее. И это только начало. Нееет… Надо уехать как можно дальше, и там жить. Только так.
— Мам. Я женюсь.
— Счастье-то какое, мальчик мой! Дождалась, батюшки мои! Что же делать, что же… Так!!! Тихо. Надо успокоиться…
«Мать в своём репертуаре», — думал Тёма, глядя, как родительница бегает по комнате, не находя себе места. Суетится, хватает предметы и ставит их обратно. Чуть не разбила свою любимую вазу, поставив в рассеянности на край стола, но Тёма её вовремя подхватил. Он был спокоен и ждал, пока она задаст главный вопрос.
— Кто она?! — наконец спросила мать, остановившись посреди комнаты.
— Мам, послушай меня. Она из хорошей семьи. Да, звёзд там с неба не хватают, но вполне себе приличные люди. Точнее он один. Я знаком только с папой Насти. Мамы у неё нет. Ну, точнее была, просто я не стал спрашивать подробности, зачем бередить раны? Там все печально. Отец работает инженером на предприятии. Настюху растил один. Молодец, знаешь какой! Рукастый, скромный, не пьёт. А…
— Настя, значит? — перебила сына Анна Ивановна. — Настенька… Настюша… Ну что ж. Хорошо. Когда познакомишь?
Тёма пригласил Настю на чай на следующий день, и она понравилась Анне Ивановне. Мать Тёмы щебетала о том, о сём, не забывая мастерски (можно сказать, профессионально, ведь она была по образованию юристом) выспрашивать будущую невестку о её семье, доходе и обо всём, о чём ещё не каждый бы осмелился спросить.
Настя, с честью выдержав два часа расспросов, просто без сил шла по улице. После чая, Тёма её провожал домой. Разговаривали об Анне Ивановне.
— Знаешь, папа меня учил, что неприлично расспрашивать человека о здоровье, его доходе и…
— Ох, Настюш, ты не знаешь мою мать. Она же дознавателем когда-то работала! Она обо всём спросит и не поморщится…
— Ооо, это да! Я сидела, будто на допросе: Смотреть в глаза отвечать только правду! — засмеялась Настя. — А на самом деле я её не боюсь, я не такая. Что мне скрывать? Я у отца на шее не сижу, выучилась, работаю, получаю хорошую зарплату, молодец и умница, правда?
— Правда! — Тёма обнял девушку и притянул к себе. — И я тоже молодец!
— Ооо, что ты молодец, это я уже поняла! — снова засмеялась Настя. — Твоя мама так тебя расхваливала, что я чуть было не начала самой себе завидовать.
— Это она умеет! Моя мать, она знаешь… Она пережила много горя. Я отношусь к ней с большим теплом и терпением. Я не рассказывал тебе, но у меня погиб отец, когда мне было восемь лет. Несчастный случай на производстве. Но это ещё не всё. Через десять дней маме позвонили и сообщили, что не стало её матери и родной сестры. Они обе болели. Серьёзно болели, лежали долго, а ушли одна за одной. С разницей в один день. Вот так. Как мать это пережила, я не знаю, я в то время боялся, что меня вот-вот сдадут в детский дом, до того она была никакая… Плакала по целым дням и ночам. На работе ей дали отпуск, а лучше бы было, наверное, чтобы она работала, там глядишь и забылась бы. Я приходил из школы, а на кухне пусто. Кушать нечего. Она пила только чай, пустой чай, даже без сахара. Ну, иногда кашу варила овсянку. Я её терпеть не мог. Но ел. Холодную, прямо из кастрюли в тарелку плюхал себе и давился ею. А куда было деваться? Кушать-то хотелось. С друзьями-мальчишками побежим, бывало (дело было в сентябре) в яблоневый сад, что на окраине города, там яблок натрясём, тем и сыт. А когда и хлеба в школьной столовой наберу в карманы, тоже хорошо. А потом соседка пришла к нам за солью или чем-то ещё, не помню. Как глянула, что у нас творится! Долго разговаривала с матерью на кухне за закрытой дверью. Они дружили с ней когда-то, потому мать, наверное, её и послушала. Говорит, мол, смотри, отберут ребёнка, кто-нибудь настучит, куда надо! Хотя бы из школы могут даже! Тут одного взгляда достаточно, чтобы понять, что Тёмку в детдом надо. Что ж ты за мать?!
— Платки!!! Платки… — плакала Анна Ивановна. — Не зря люди говорят, платок получить в подарок — к слезам!
— Какие платки, что ты несёшь? — отшатнулась от неё соседка. Она подумала, что Анна совсем обезумела.
А тем временем маленький Тёмка припал ухом к кухонной двери и подслушивал, о чем говорили взрослые.
— Да сестра двоюродная мне накануне этого всего несчастья платки подарила, когда я к ней в гости ездила. Ну как подарила? Дала. Вот, говорит, когда дядя мой умер, ни у кого платка на голову чёрного не было. Пришлось мне, мол, в магазин бежать спешно, искать. Я и купила два метра чёрной кружевной ткани. Разрезали и всем на голову повязали. И тебе вот, на. Не дай Бог что случится, будет, что на голову повязать, а то потом ведь не до этого!
— И как сглазила! Зачем я только взяла у неё эти платки?!! — громко, всхлипнув, продолжила рассказ Анна Ивановна. — Трое! Один за одним ушли!
— Глупости всё это! — остановила её соседка. — Совпадения. Мальчонка у тебя остался! Бегает, как беспризорный! Вот твой смысл жизни сейчас. Хватит выть и убиваться! Гляди и его лишишься!
Тёмка, леденея от ужаса, ещё сильнее прижался ухом к двери, так, что оно онемело. Ему было страшно.
А мать как вскочит с табуретки, да на соседку с кулаками!
— Что ты мелешь?! Ты что ли, настучать собираешься?!! Не лезь не в своё дело!!! Поняла?!
Резко распахнулась кухонная дверь, Тёма отлетел в коридор, и туда же выбежала соседка, причитая, что мать невменяемая и точно следует сообщить, куда следует, а то с такой рехнувшейся от горя мамкой, пропадёт совсем ребёнок, сгинет!
— Сообщила она в органы опеки, представляешь? Исполнила угрозу, — рассказывал Тёма Насте. — Долго они к нам ходили, всё осматривали, да записывали. Сейчас понимаю, что акты, наверное, составляли. Думали меня в детдом, и правда, определять. А мать, знаешь, после того визита соседки переменилась. Испугалась, видать, взяла себя в руки и стала потихоньку готовить, убираться. Я снова стал ходить глаженый и чищенный, как солдатская пуговица! Дома пирогами запахло. Так что не к чему было придраться органам опеки. Походили-походили, да ушли ни с чем. Я неизменно на расспросы им отвечал, что маму люблю и она у меня сама лучшая. Кормит и ухаживает за мной. И всё покупает, даже петушка на палочке, которого я очень в те годы любил…
— Да… Страшно, когда так, — сказала Настя поежившись. — Вот и стал ты у неё смыслом жизни! На тебя все надежды. И как живётся тебе под грузом такой ответственности?
— Да нормально живётся! И моя мать на самом деле самая лучшая. Только вот бывают у неё чудинки. Думаю, что всё-таки то горе для неё даром не прошло…
Они подошли к Настиному подъезду.
— Зайдешь? — спросила девушка.
— Нет, спасибо, я побегу. Мама, наверное волнуется, что я пропал, вообще-то я обещал только быстренько проводить тебя, а мы с тобой загулялись, заболтались.
Свадьбу решено было устроить «по первому разряду». Так хотела мама Тёмы. А папа Насти не возражал, ему для единственной дочери было ничего не жаль. Накопления у него имелись, он помог дочери приобрести платье и туфли, а также вложился в праздничный банкет.
Анна Ивановна пригласила на свадьбу всех своих родственников, коих у неё было двадцать человек.
— Сват, брат, кума, сёстры двоюродные, троюродные! Боже мой, они что и вправду сюда приедут? И не жалко им денег на дорогу? — удивлялась Настя.
— Неа, — флегматично отвечал Тёма. — Не жалко. У них так принято. Раз свадьба, — значит всем «табором»!
Со стороны Насти был только отец и давняя подруга, она же свидетельница. И всё. Папа Насти Николай Григорьевич больше не женился, да и не хотел. Сумел денег накопить Насте на отдельную квартиру. С умом дело провернул. Как не стало жены, так они трёшку в которой жили продали и купили двушку, а разницу положил Николай Григорьевич в банк под проценты. И копил, добавлял туда регулярно. Вот к восемнадцатилетию накопил Насте на отдельную квартиру, живи, мол, дочь сама, независимо.
— Что тебе со мной с бобылём делать? Скоро женихи пойдут.
— Папа! Какой ты бобыль? Это не про тебя, — улыбалась Настя и обнимала отца. — Это когда совсем холостой и одинокий.
— Ну, вот я и говорю, — улыбался отец.
Настя не стала спорить и ещё крепче обняла отца. Она его очень любила и была благодарна за такой щедрый подарок.
Поступила девушка в институт, выучилась, она была толковая, потому-то отец ей и доверял полностью. А потом встретила Настя Тёму. Полюбили друг друга. Отношения развивались стремительно, и дело шло к свадьбе.
— Горько! Горько! — скандировали гости.
Настя ужасно смущалась и мысленно ругала на все корки тех, кто придумал этот обычай целоваться прилюдно всякий раз, когда кому-либо из подвыпивших гостей вздумается крикнуть «Горько!».
Наступила пора дарить подарки. Настин папа скромно вручил молодожёнам тонкий конверт и сказал, что там лежит некая сумма, для подъёма, на первое время или может, на путешествие, если молодые задумают.
— А может, мебель купите! Как хотите! — с улыбкой сказал Николай Григорьевич.
Настя прослезилась и поблагодарила отца. Она всякий раз удивлялась, как он умудрялся копить со своей довольно средней зарплатой?
— Слово предоставляется матери жениха! — скомандовал тамада и все взоры обратились на раскрасневшуюся Анну Ивановну. Обмахиваясь огромной открыткой, она поднялась и завела праздничную речь, суть которой сводилась к тому, что Тёма вырос прекрасным сыном, потому что она, его мать, не спала ночей, не переставая заботилась о нем, воспитывала, чтобы он вырос «человеком»!
— Иии… Главное! Я хочу преподнести молодожёнам роскошный подарок! Вот: четыреста тысяч рублей!
Она победоносно посмотрела на отца Насти, который немного стушевался. Сколько денег преподнес он, никто не знал, ведь его конверт не открывали, однако стало понятно, что Анна Ивановна была уверена, что всех «переплюнет».
Многочисленные родственники со стороны Тёмы одобрительно зашумели и провозгласили тост за Анну Ивановну. Она раскраснелась ещё больше. Было видно, что она именно об этом моменте и мечтала и именно на такую реакцию и рассчитывала. Это была её минута славы…
Утром на следующий день после свадьбы Анна Ивановна позвонила Тёме и сказала, что ей надо срочно к ним приехать. Тёма очень удивился, однако назвал адрес и они с Настей, немного нервничая, стали ждать гостью.
Настя заварила чай, а Тёма сбегал в кондитерскую за пирожными. Однако, едва войдя в квартиру, Анна Ивановна заявила, что времени на чай у неё нет, а приехала она по важному делу.
— Пройдёмте в комнату, — скомандовала Анна Ивановна. Насте стало немного неприятно оттого, что свекровь командует в её доме, но она решила не портить настроение ни себе ни кому бы то ни было, ведь только вчера была её свадьба, это мать её мужа и кроме того она подарила такой щедрый подарок…
— Где тот конвертик, что я вам вчера вручила? — сверкнув глазами за толстыми стёклами очков, спросила она.
Вместо ответа Тёма раскрыл дверь шкафчика и вытащил конверт.
— Дело в том что… В общем там только пятьдесят тысяч настоящих. А остальные — шуточные. На них написано не «рублей» а «дублей», ну и ещё кое-что отличается. Однако они сильно похожи, и я рассчитывала на то, что даже если вы откроете…
— Мам. Ты серьёзно? — спросил Тёма, вытаскивая ненастоящие деньги.
— Вполне! А что было делать? Наши родственники они, знаешь, какие языкастые. И глазливые очень! Это я для вас старалась! Чтобы как у всех, хорошая свадьба, щедрые подарки, всё, как в лучших домах. Но у меня больше пятидесяти нет. Вот и отдала последнее. А насчёт сглаза, скажу тебе, Настенька, была со мной история…
Анна Ивановна рассказала почти слово в слово ту историю с подаренными её сестрой чёрными платками.
— И вон она, сестра-то, сидит! Полная такая, видела же ты её вчера в фиолетовом платье! И ничего ей! А у меня такие утраты! И фиолетовый цвет он вдовий! А она его любит. Извела мужей своих целых двоих. И первый и второй от неизвестной хвори, как свечки сгорели. А не пригласить её было нельзя. Ещё хуже. Это знаете, как в сказке про спящую красавицу, когда ведьму не пригласили и как она там отомстила от обиды, да! А не сказать вам я не могла. Вот и приехала…
Настя и Тёма молчали, переваривая услышанное, а потом Настя сказала:
— Вы, Анна Ивановна не волнуйтесь. Пойдёмте всё же чаю выпьем! А денежки эти ваши пятьдесят тысяч настоящие мы не возьмём. Зачем же последнее отбирать, правда, Тёма?
Тёма кивнул.
Через полчаса все весело болтали за столом и казалось бы, забыли об инциденте с фальшивыми купюрами. Только Настя не забыла. Она всё думала о том, что те «чудинки» матери, про которые говорил Тёма, могут быть очень даже не маленькими. И, наверное, надо «делать ноги» пока не поздно. Адрес Насти она знает, значит «чудинки» Анны Ивановны вместе с ней самой, могут накрепко поселиться прямо здесь, в этой квартире…
— А мы с Тёмой наверное переедем, — вдруг заявила Настя, незаметно слегка наступив Тёме под столом на ногу, чтобы он молчал. Он пожал плечами и вопросительно взглянул на супругу. Настя приложила палец к губам. Анна Ивановна же удивилась:
— Куда?!
— Далеко. Километров восемьсот отсюда. Мне на работе предлагают повышение в филиал, а он находится в другом городе, далеко. Вот мы и решили…
Настя сочиняла на ходу, однако в тот же вечер у них состоялся серьёзный разговор с мужем, во время которого они действительно решили переехать в другой город.
— А тебе, мама, мы будем часто звонить, — говорил Тёма. И фото присылать, там места красивые!
— Ох, детки, я так буду скучать! Однако что поделать, мой мальчик вырос… — вздыхала Анна Ивановна.
